Примостился подле казармы неприметный домишко, скромненький, аккуратненький, да заборчиком обнесённый, - только заброшенный. Поговаривают местные, что дом этот ныне хоть и пустует, а совсем недавно тут почтенное семейство жило, из рода доброго Форниев. Освальд Форний, ветхий старец и неисправимый кошатник, приехал в Тинхольм, видимо, надеясь обрести новый дом. Сам старик, жена его – Хельда – подозрительно молодая, кстати, ещё сын его – Бруси – великовозрастный детина, внешне ничем на щуплого отца не похожий, да и старше Хельды выглядевший, - все трое приехали в сей посёлок почти в тот же год, когда их дальние соседи – О`Луиш – домишко свой только-только отстроили. Старожилами, однако, Форнии себя никогда не называли, а от местных как-то больше особняком держались, хотя и не чурались их вовсе.
 
Освальд никогда не рассказывал о своём прошлом – то ли он действительно был некоей «тёмной» личностью, начинающей новую жизнь в тихой деревеньке, то ли наоборот – обладал настолько заурядной и серой историей жизни, что даже и рассказывать было ему нечего. Как бы там ни было, старик Форний для большинства сельчан оставался просто вечно хмурой остроносой персоной с пепельно-седыми волосами и короткой, почти козлиной, бородкой. Хельда, хоть и молоденькая девица, да уже чем-то на свинушку похожая, особенно местным бабам не понравилась: белоручка, да грамотная, космы-то рыжие вечно распустит, платье легкое наденет и давай словно пава хаживать, нос воротить от коровьих лепёшек. Дева-то она неплохая, злого слова никогда не скажет, взгляда недоброго не кинет,  мужчины тинхольмские на неё любоваться бегали, поскольку жинки-то собственные так тщательно за собой не ухаживают, некогда им. По той же, видимо, причине, сельские женщины Хельду и не принимали: не нравилась им изнеженная, словно дочь эрла, особа, целыми днями расчёсывающая волосы да отбеливающая кожу, в то время как всю работу по дому выполняет Мильва-бедняжка. Как-то думали тинхольмские бабы, что Мильва «с утра до ночи спину гнёт» отнюдь не за «спасибо», за свою несложную работу получая приличные деньги. По сути-то получалось, что на служанке той всё хозяйство и держалось: ясное дело, что ежели с крупным каким делом разобраться надобно, дров наколоть или забор выправить, тут уж Бруси сам делал, - а вот по мелочи всякое – обед приготовить, полы в трех хозяйских комнатах помыть, у крыльца цветочки в порядок привести, дорожку перед домом вымести или хозяйских котов накормить да вид благородный им придать, - Мильва всё делала безропотно. Получалось у нее с переменным успехом: где цветочки повянут от солнца, где камушки с окраины тропинки сдвинет, где мясо пережарит или кошек перепутает, - девку за ошибки никогда не ругали, а без лишних слов из зарплаты у неё «штрафы» вычитали.

Бруси же, детина для своих лет хоть и не слишком умный, но зато быков за рога аки щеночков таскал. Из всего семейства только он местным жителям и по нраву пришёлся: парня и по хозяйству помочь попросишь – сделает, и с вёдрами подсобить – так воды чуть не на всю улицу натаскает. Безотказный, молчаливый, улыбчивый, Бруси больше, чем на голову был выше любого тинхольмца, а уж чернобровое лицо его, да с вьющимися волосами цвета воронова крыла, - до тех пор, пока парень держал рот на замке, его вполне можно было принять за картинного героя. Однако был у него один недостаток: глупый он был, словно полено, - и ладно бы, если б убогий какой или блаженный, - нет же, парень нормальный, просто тугодум непроходимый.

Старик Освальд, хоть и редко покидал границы своего обиталища, в Тинхольме сразу получил весьма благоприятный образ: дело в том, что среди шахтёров грамотные люди встречались редко, а уж люди начитанные, да в политике и Песни Света разбирающиеся, да в то же время сельские нужды знающие и советы дельные дающие – то редкость невиданная, так что глава семейства Форниев обрёл некую популярность в качестве интересного собеседника. Почтенный возраст господина Освальда отнюдь не смущал: в свои короткие вылазки он вполне мог потягаться на выносливость с каким-нибудь лоботрясом, громко повздыхать о былых временах с не менее престарелыми Брайаном О`Луишем и старостой Веллхартом. К слову сказать, постройкой своего жилища Освальд тоже лично командовал.

Домик он обрисовал строителям чуть не до последнего гвоздика: старик требовал широкого зала, просторной, почти примыкающей к сеням столовой, да так, чтоб слева от гостиной была именно столовая, а строго напротив неё – кухня, и стуающий в основные комнаты гость обязательно прошёл мимо этих двух дверей, да почувствовал ароматы готовящихся блюд. Прямо за этими комнатами располагался небольшой коридор, выложенный отшлифованным камнем; по левую руку гостя оказывались двери сначала в комнату хозяев, а затем – в комнату Бруси; по левою же руку – кабинет хозяина и комнатушка прислуги.

Дворик этого дома был всегда ухоженным, а уж высаженные вдоль забора яблоньки и вишни наполняли воздух вокруг сладковатым благоуханием. Тихая, хоть и немного необычная семья, почти незаметно прожила в Тинхольме всё это время. Бруси состарился вслед за отцом, но Освальд по-прежнему оставался крепким и поджарым, словно время-то на ним и не властно – возраст его выдавали только белоснежно-седые волосы, глубокие морщины да побледневшая, пошедшая пятнами, кожа и глубокое удивление, высказанное им однажды, когда сменивший в редких стариковских посиделках Брайана Эйнар вдруг помянул своего покойного батюшку. Но Мор ворвался в размеренную жизнь этого семейства. Приближавшаяся с каждым днём угроза нос к носу столкнуться с порождениями тьмы вынудила семью Форниев сорваться с насиженного места.

Дом был брошен, минимальный скарб собран, так что семейство погрузилось на телегу и укатило в неизвестном направлении. После Мора многие семьи, бежавшие из Ферелдена, возвращались в родные дома, и тинхольмцы долго верили, что семья вернётся в свой дом, однако шло время, а от Форниев так ни словечка и не пришло. Так что дом ныне, хоть и пострадавший от времени, да требующий капитального ремонта, всё ж таки для жизни пригоден, а ежели найдётся кто, желающий там поселиться, то надобно к старосте пойти да ключик выкупить. В дом этот, надо добавить, никого за годы после Мора так и не приходилось пускать, разве что только кошки, привыкшие к ласкам старика, долго ещё возвращались в брошенное жилище, чем, наверняка, лишь привносили неблаговидности во внутреннем виде помещения.

-- Из «Записок Удачливого» – путеводителя по эрлингу Хэймир.